Коктейль «Москва – Петушки»

Жанр премьерного моноспектакля «Москва – Петушки» в Тверском театре юного зрителя обозначен как трагическая буффонада. В голове на протяжении всего представления крутилось сравнение с джазовой импровизацией. В бешеном, рваном ритме проходит свой путь «из Москвы в Петушки» артист Сергей Зюзин. В дорогу!

Первые полчаса действа шли очень неспешно. Тем самым создатели – Сергей Зюзин и Семён Ковалёв (второй режиссёр, преподаватель из ЯГТИ), видимо, подчеркнули тяжесть похмелья, которое навалилось на главного героя, Веничку.

В целом, старт постановки наполнен натуралистичными деталями «утра алкоголика» – щетина, исполнитель крайне правдоподобно пытается совладать с непослушными конечностями, на лице его написана истинная мука, кажется, даже блестят капли пота. Молчание и превозмогание длятся до того, пока зрители не заёрзают. А затем звучит охрипший голос Сергея.

«Я – червь»

Сцена крутится, мир перед глазами главгероя кружится, планета делает оборот... Сценография выстроена таким образом, чтовсе детали подчёркивают, с одной стороны, покачивающееся состояние человека, а с другой – его шаткое положение в мире.

Житель Москвы, который ни разу не видел Кремля, отправляется на электричке в населённый пункт Петушки. При этом он рассказывает о своих многочисленных алкогольных приключениях.

Повествование максимально интимизировано, поскольку зрительские места находятся на сцене, и каждое действие, каждый жест «укрупняются». В какой-то момент замечаешь, что, вероятно по задумке художника-постановщика Валерия Ковалёва, брючный костюм Вени противного «советского»коричневого цвета, одет наизнанку.

Продолжая живописать приземлённую сторону спектакля, отмечу, что автор идеи, Сергей Зюзин, взял самые яркие сцены из поэмы в прозе и проиллюстрировал монологи рассказчика действиями.То артист берёт самого себя за шкирку и выкидывает из вокзального ресторана, то устраивает с помощью палочек «соло на бутылках», повествуя о том, что собирается употребить, то обливается, пока пьёт, брызгая во все стороны и т.д.

Всё это можно отнести к приёмам фантастического реализма Е.Б. Вахтангова. Это дополнено «функциональным минимализмом»декораций –скамейка, выполненная в виде стрелки-указателя, скошенные окошки тамбура поезда, передающие движение. Остальное – дело выдумки. Кстати, о ней.

«Я – царь»

Вместе с тем, как легчает герою инсценировки, и он начинает говорить о возвышенном, прекрасном и вечном, мы замечаем детали религиозного в произведении.

Оригинальный текст «Москвы – Петушков» лицедей разбавил собственным. Получился постпостмодернизм или постмодернизм в квадрате – где ерофеевский «сборник» цитат, аллюзий и реминсценций, выстроенных в чётком ритме, дополняется фразами про «сучки-бутылки», водку «Ельцинку», «пивко», «на хер» и т.д.

Но присутствуют обязательные «во благо ли себе я пил или во зло?» («намерения во благо, а не на зло» (Иер. 29: 11), «о, тщета!О, эфемерность!»(«да и все почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего» (Флп. 3: 7–8)») и, конечно же, «всё на свете должно происходить медленно и неправильно» («медленное» повторяет метафоры «преисподней», «низкого», «печали», «слёз» О.М. Фрейденберг») и т.д.

«Странника» сопровождают невидимые ангелы, с которыми он периодически беседуют. Особенно мне показалось потешным, что «агнцы божии» отвечают в стиле церковных песнопений, а благодаря художнику по свету Александру Рязанцеву в это время на тёмную площадку льётся луч «небесного»сияния. А Сатана, который в вариации постановщиков утробным басом предлагает «литературному» Ерофееву выпрыгнуть из электрички?..

Интерпретаций «сложносочинённого» за пять недель на кабельных работах стихотворения в прозе Венедикта Ерофеева существует множество. В вещи, которая получилась в ТЮЗ’е, на мой взгляд, ярче всего проявились мотивы богооставленности, потери своего пути, желания сбежать от советского Кремля в рай на Земле под названием Петушки.

Но водка – так себе проводник. И грёзы о лучшем искажаются агонией.

Где бог?

Именно форма моноспектакля позволяет особенно остро прочувствовать одиночество главного героя. Иных персонажей первоисточника заменили на подобие кукол – верхнюю одежду, набитую чем-то.

И вот безумие и горячка нарастают, Веничка остаётся один в вагоне электрички. Спускается непроглядная мгла, которую можно лишь слегка разогнать огоньком зажигалки. Ассоциация с работами Ларса фон Триера возникает всё навязчивее.

Следуя религиозной, даже эсхатологической, логике и Сфинкс, который появляется перед главным героем – не существо из мифов древней Греции, а скорее демон из преисподней. И сине-красное освещение намекает на приближение ужасной развязки.

От чего же бежит «герой нашего времени», который обретает силу и смелость, только «немедленно выпив»? Кажется, что от себя, ища бога там, где его нет.

Единственный вопрос, который появился у меня, как у человека прочитавшего литературную основу, почему пренебрегли рассказом о работе «алкоголика Всея Руси»? Ведь на что-то он пьёт. А, кроме того, социалистический труд в поэме приобретает характер Сизифовых мук. Это хоть как-то объясняет «вынужденное» пьянство.

Цитата: «С утра мы садились и играли в сику, на деньги. Так. Потом вставали,разматывали барабан с кабелем, и кабель укладывали под землю. А потом <…>один – вермут пил, другой, кто попроще, –одеколон «Свежесть», а кто с претензией – пил коньяк <…>. А наутро так: сначала садились и пили вермут. Потом вставали и вчерашний кабель вытаскивали из-под земли и выбрасывали, потому что он уже весь мокрый был, конечно…»

Работа над моноспектаклем от замысла до сдачи длилась с февраля. Все детали продуманы – даже походный чемодан Венедикта не просто наполнен бутылками, а каждая тара, навроде дуэльного пистолета, занимает свою нишу.

А итог, итог-то каков? Записывайте рецепт коктейля «Москва – Петушки»: берёшь харизматичного актёра, добавляешь профессиональную постановочную группу, приводишь зрителя с широким кругозором, наливаешь… Хотя, нет, последнее уже лишнее.

Текст - Степан КАМЕНЕВ, фото - Анастасия ЧИСТЯКОВА